Когда осенние печали. Часть 2. - Страница 124

124

— Я ведь за твоё здоровье волнуюсь…

— А я — за твоё… — Олег внимательно посмотрел матери в лицо — переживания последних лет отпечатались на нём скорбными морщинками. — Ты собираешься перебираться ко мне?

— Нет, сынок… — Вероника Григорьевна покачала головой. — К тебе я не пойду… Не хочу обременять.

— Ну, опять двадцать пять… — Дзюба хлопнул здоровой ладонью по колену. — Не будешь ты меня обременять! Наоборот, я хоть волноваться за тебя не буду.

— Ну, что ж за меня волноваться… Я с Мишей…

— Мишка через пару месяцев в казарме уже будет жить… — Олег недовольно покрутил головой. — Говорил же ему… иди на юрфак, зачем тебе эта школа милиции…

— Он хочет, как дедушка… — Вероника заступилась за внука. — У него будут увольнительные…

— Пару раз в неделю? — Дзюба хмыкнул. — А в остальные дни?.. Мама, пойми, я не могу приезжать к тебе ежедневно… У меня — гора дел, процесс за процессом, я и дома-то только к ночи появляюсь.

— Тем более, — мать смотрела на него грустно и ласково одновременно, и от этого взгляда ему становилось только тяжелее. — У тебя своего невпроворот… Пусть лучше мальчики приезжают после школы ко мне. Во дворе погуляют, с другими детьми пообщаются… Что ты их как в темнице держишь?.. Школа — дом… дом — школа… Ни друзей, ни уличных игр, машина и та с чёрными стёклами, они ж света белого у тебя не видят… И нянька у них — такая гадкая…

— Не забывай, чьи они дети, — Олег нахмурился — мать невольно наступила на его самую больную мозоль. — Им нельзя вот так, как другим, запросто ходить по улице. Они — в группе риска, мама. Так что, решайся, чтобы у меня ещё и за тебя голова не болела.

— Не поеду, сынок… Не обижайся… Не хочу, чтобы эта… твоя… ещё и меня со свету сживала, — говоря о гувернантке внуков, Вероника Григорьевна горестно сдвинула брови. — И где ты её только нашёл?!

— Её не будет, я обещаю. Как только ты переедешь ко мне, я её уволю.

Понимая, что исчерпан последний аргумент, мать на какое-то время замолчала. Наконец, подняв на сына взгляд, произнесла как-то жалобно:

— Если ты боишься за меня, то зря… Ко мне Аля будет приходить…

— Аля… — скептически усмехнувшись, Дзюба забарабанил пальцами левой руки по столу. — У твоей Али очередной запойный период…

— Ты её не осуждай… — мать заговорила тише. — Несчастная она…

— Она знала, чем эта её "любовь" закончится.

— Так сердцу не прикажешь…

— Сердце… Она хоть знает, что такое — сердце?.. Ты про неё даже не вспоминай. Как только Мишка отправится на учёбу, ты переезжаешь ко мне. Других вариантов нет.

— Вариант есть… — Вероника Григорьевна сложила руки домиком на груди и подняла на сына умоляющий взгляд. — Олежек… Привези мне Таню?..

— Что?!

— Ну, какая из неё монахиня… Она же туда от отчаяния пошла, а не из-за веры. Плохо ей там, сердцем чую… Привези, сынок?..

— Мама… — едва сдерживаясь, чтобы не заорать, Олег стиснул зубы. — Чтобы я больше таких разговоров не слышал. Нету никакой Тани… И не было…

— Ну, тогда я сама за ней поеду. Не чужая она мне… что хотите со мной делайте… А — не чужая.

* * *

Тёплый июньский дождик, барабанивший всю ночь по крыше автомобиля, прекратился — тучи, так плотно окутавшие всё небо, вдруг рассеялись, обнажив бледно-голубую основу, по восточному краю плавно переходящую в розоватую канву, с каждой минутой поднимающуюся всё выше и выше…

…Приоткрыв дверцу своего внедорожника, Олег сидел, откинувшись на подголовник и закрыв глаза… Густой травяной аромат врывался в дорогой салон с каждым порывом летнего ветерка, заполняя всё пространство автомобиля. Казалось, что вот так можно сидеть бесконечно — вдыхая свежий рассветный воздух и наслаждаясь утренней прохладой, идущей от старых монастырских стен.

Он нарочно выехал из дома ночью, чтобы приехать на место рано утром. Он знал, что ему нужно ещё немного времени, чтобы окончательно утвердиться в своём решении…

Впрочем, это могло быть лишним… о том, что это самое решение принято им окончательно и бесповоротно, говорили цифры на спидометре — он даже боялся смотреть на них, когда мчался по ночной трассе… Этому решению не помешала даже всё ещё не поправившаяся кисть — пальцы шевелились уже веселее, но всё ещё с трудом держали предметы, поэтому рулить приходилось на свой страх и риск, практически одной рукой…

Что послужило толчком… печальные глаза тоскующих по маме сыновей?.. Неустанные мольбы его собственной матери?.. Или звонок настоятельницы монастыря — неожиданный, сделанный вопреки всем канонам…

"Я хочу поговорить с вами… — матушка Серафима, как представилась ему настоятельница, говорила приятным, грудным голосом. — Это не по просьбе вашей бывшей жены… Я звоню по собственной инициативе, а номер телефона узнала в справочном…"

…Он не был готов к этому звонку, поэтому воспринимал всё сказанное с трудом… и лишь потом, положив трубку, долго и мучительно вспоминал обрывки фраз, долетевшие до его сознания…

"Я знаю всю историю сестры Татианы. Я могу судить… Монашество — не её удел. Она этого не понимает, ею движет лишь чувство вины и желание замолить свой грех… Но это разные вещи. Я не призываю вас простить свою бывшую жену… Я лишь хочу сказать вам, что у неё не хватит сил… быть послушницей нелегко, а стать монахиней — для многих непосильная задача… К этому нужно прийти… А ваша жена — она слишком слаба для такого испытания. Она просто не дойдёт до конца… Вера излечивает души… Но такой веры у неё нет…"

124